<== Предыдущая страница        Оглавление        Клинцы        Следующая страница ==>


 

“Мозг” предприятия

После окончания Клинцовского Текстильного техникума, в 1936 году, я поступил на завод имени Калинина.

Директором завода в то время был Павел Александрович Воробьев, а после – Николай Игнатьевич Савостьянов. Техноруком (главным инженером) – Иосиф Исаакович Фукс. До него с 1926 по 1929 год техноруком предприятия был Август Карлович Энгблум, швед по национальности. Секретарем партбюро в 1936 году был Николай Клюев, председателем заводского комитета – Алексей Елизарович Беляев.

Меня и еще нескольких выпускников техникума приняли сразу в конструкторский отдел (тогда он назывался техническим). Необходимо было готовить большое количество чертежей для внедряемых в производство машин и деталей, чем мы и занимались, работая копировщиками. Мы переводили чертежи на прозрачную кальку, а затем с кальки делали копии. Я страстно любил чертежное дело, мечтал о конструкторской работе, и вот мечта моя начала сбываться. Я брался за любое поручение и старался сделать его безупречно. Через 8 дней меня перевели работать чертежником. Спустя время, когда я уже работал чертежником и переводил аппретуру на шарикоподшипники, вдруг получаю лестный отзыв от своего двоюродного деда по матери, Георгия Лукича Железникова, который тоже работал на заводе им. Калинина. Встречает он меня и говорит: “Чертежи Ваши я видел, понимаете, там допуски, присадки, грамотно все, молодец!”. Мне, тогда еще мальчишке, доброе слово было лучшей оценкой и весомой моральной поддержкой.

Освоение ткацких станков системы “Швабе” в то время как раз начинало становиться на прочную техническую основу. Нужны были дополнительно грамотные специалисты: чертежники, конструкторы, инженеры.

Технический отдел возглавлял инженер Попов. Начальником конструкторского отдела был инженер Алексей Васильевич Березин, сибиряк, выпускник Новосибирского института. У него к этому времени были крупные изобретения, патенты. Этот человек сыграл решающую роль в моем становлении как будущего конструктора по оснастке. Заметив во мне тягу к конструкторской работе, он взял личную опеку надо мной. Березин был сильным конструктором. Я удивлялся, как в поисках решения любой конструкторской задачи у него возникало несколько вариантов решений, из которых он выбирал наиболее удачный. Идеи и проекты рождались в его голове ежедневно. Он не успевал переносить свои идеи на бумагу, поэтому очень нуждался в грамотных помощниках. Его метод воспитания молодого специалиста состоял в следующем: бывало, у себя дома вечером Березин набросает сборочный чертеж оснастки, а утром приносит его на работу и поручает мне доработать эту сборку и раздеталировать. Через несколько дней – новое задание. В общем, приучал меня мыслить по-конструкторски. Такая самостоятельная работа сразу вовлекала в творческий процесс и заставляла учиться. Диапазон интересов конструктора был широким. С легкой руки Березина, я уже в первый год познакомился с машинами системы “Куртис”, “Растонгайнер”, “Швабе”. А.В. Березин был необыкновенным человеком. Вокруг него всегда царило веселье, творческий задор. Он все делал весело, увлеченно, заражая окружающих творческой радостью. Вскоре Березин уехал из Клинцов. Как сложилась дальнейшая судьба этого незаурядного человека, выяснить не удалось.

В техническом отделе было несколько конструкторских групп. Я входил в небольшую конструкторскую группу, которую возглавлял Николай Лебедев.

К этому времени завод освоил выпуск небольших партий различных машин для первичной обработки пеньки и других растительных волокон. Выпускали декортикаторы (мяльные аппараты), машины для резки опоек, челночные коробки. До 1935 года завод выпускал одночелночные и двухчелночные ткацкие станки системы “Швабе”, а с 1935 года стали переходить на изготовление многочелночных станков, которые резко повышали производительность труда. Чертежи деталей и сборочные чертежи, по которым завод изготавливал станки, выполнялись Всесоюзной проектной конторой “Проектмашдеталь”.

В конструкторском отделе было заведено правило: проверять все поступающие извне чертежи, как на изготовление запасных частей, так и машин. Чертежи мы пропускали, как сквозь фильтр, своевременно улавливая все ошибки и неувязки, которых было много. Небольшие ошибки в чертежах исправлялись на месте. В особенно серьезных случаях чертежи отсылались по почте с нашими пометками неувязок, или же приходилось вызывать представителей из “Проектмашдетали”. Такая профилактика была весьма трудоемкой, но вполне оправданной, поскольку предотвращала выпуск заведомо бракованной продукции.

Опыт доработки чертежей этих машин пригодился конструкторам, когда мы приступили к работе над многочелночным станком системы “Швабе”. Это был сложный ткацкий станок, почти полный автомат. Ставилась задача, скопировав и усовершенствовав его в узлах и деталях, наладить серийный выпуск. Наша конструкторская группа начала проектирование оснастки для изготовления наиболее сложных в обработке деталей ткацкого станка, то есть было положено начало перехода от кустарных методов на более технологичные методы изготовления станков серийного производства. Я занимался созданием челночной коробки. В общей сложности было создано челночных коробок разных систем до ста видов.

При получении чертежей на освоение той или иной машины назначался по этой машине ведущий конструктор, который начинал с того, что подробно изучал чертежи и основательно проверял сборочные и деталировку. Таким образом конструктор становился полностью в курсе дела и мог решать все вопросы, с которыми обращались к нему цеховики. Такова была тогда роль конструкторского отдела завода.

Производство ткацких станков системы “Швабе” было налажено, и в течение второй пятилетки, наряду с одночелночными, было выпущено несколько сот многочелночных станков. Станки отправлялись как на клинцовские суконные фабрики, так и на подмосковные. Некоторое количество станков шло на экспорт в Монголию и Турцию. Отношения с Турцией были настолько теплыми, что из политических соображений были приостановлены постановки оперы “Запорожец за Дунаем”.

В эти же годы наладили производство машины для первичной обработки пеньки и других растительных волокон, например декортикатор “Рами”, бильных машин для трепания пеньки, делали стружечный пресс, швинг-турбины системы Моисеева и Петушкова, челночные коробки системы “Швабе”. Помню, что швинг-турбина оказалась настолько крупногабаритной, что возникли трудности при транспортировке ее по железной дороге. Да и пенькомяльные машины достигали 12 метров длины. В 1938 году был освоен выпуск кареток Годсона и Ноуэлса, поршневых прессов для утиля, трепальных машин М-2, машин для резки опоек и для резки сукна.

Производственное обучение молодых рабочих проводилось в “стахановской школе”, которая располагалась в небольшом деревянном доме, где теперь новый литейный цех. Меня назначили обучать молодых рабочих чтению машиностроительных чертежей. Я ввел в практику самостоятельное составление эскизов по несложным деталям, которые раздавал каждому. Молодые рабочие восприняли это с интересом, увлеченно, с жадностью впитывали новые знания, посещаемость была исключительно высокой, и поэтому преподавать было интересно и приятно.

Забегая вперед, хочу отметить, что в послевоенные годы, помимо основной работы, я вел преподавание ученикам слесарей и токарей. Теперь это обучение называется “техминимум” по чтению чертежей, знанию измерительного инструмента, а также по штамповочному делу и прессовке пластмасс. Так вот до 1960-х годов молодые рабочие старательно и с большой охотой осваивали тонкости профессии. Повторяю, таким людям преподавать, уделять внимание, не жалея личного времени, было приятно. Но потом подросло новое поколение, для которого рабочая профессия стала неинтересной, да и сама работа перестала быть потребностью, а превратилась скорей в наказание. Все дело, видимо, было в низкой оплате труда рабочего. Молодежь искала более высокооплачиваемую работу.

В предвоенный период, примерно в 1939 или в 1940 году, когда накалилась международная обстановка, наш завод получил в виде добавочной нагрузки к обычному плану военные заказы. Например, составные механические колодки из алюминия для производства валенок для военнослужащих. Эта работа велась не засекречено, а в обычном порядке. Но главным военным заказом для завода было освоение и производство корпусов для снарядов 45-миллиметрового калибра. Для этого был оборудован отдельный цех № 2, строго засекреченный. Цех разместился в цокольном помещении углового кирпичного корпуса по Большой улице, где сейчас модельный склад. Для цеха было получено специальное оборудование, в основном, мощные револьверные станки. Освоением этой продукции руководил лично главный инженер завода Петр Владимирович Миронич. Он был командирован Главком, а до этого работал в Москве главным инженером “Проектмашдеталь”. Освоением военного производства занимался также Артем Григорьевич Кузьмин. Кроме того, для ускорения освоения производства часто приезжали на длительный срок из Москвы главный механик Главка Юрий Иванович Шурупов и начальник спецотдела Главка Жохов. Это были очень энергичные, волевые люди, которые как шефы оказывали большую помощь, а при необходимости устраивали хорошие “головомойки”. Начальником цеха был назначен инженер Евгений Сеченов, начальником ОТК – Геннадий Карташев. Оба из Брянска. Старшим мастером был назначен Кузьма Иванович Степунин. Меня назначили конструктором цеха.

Освоение спецпродукции велось в чрезвычайно напряженных условиях, в очень сжатые сроки. С работы уходили около полуночи. Участники освоения даже брились редко, было не до того. Но в конечном итоге цех освоил продукцию с успехом и в срок. В цехе была хорошо поставлена рационализаторская работа. Этому способствовало, как всегда, ограниченное количество инструмента и необходимых материалов.

В предвоенные годы завод потерял много специалистов и грамотных рабочих. Репрессирован был Карклин – начальник литейного цеха, в 1936 году пришел и вскоре был арестован директор завода Павел Александрович Воробьев. Он вернулся живой, как-то сумел доказать свою невиновность, но очень больным человеком. Концлагерь – не санаторий. В 1937 году на заводе имени Калинина НКВД “обнаружил”, как писала Клинцовская газета “Труд” от 21 октября 1937 года, “шайку врагов народа”, они “долго орудовали, запутывали чертежи, расценки”, в результате “на заводе скопилось много готовой продукции”. Врагами народа объявили честных тружеников Абкина, Полуботко и Шустера. Всех их тут же арестовали.

Обстановка в городе в те годы была очень тревожная, люди исчезали ежедневно, не только рабочие и техники, но и служащие городских учреждений. В цехах и на предприятии коммунистами из парткома завода проводились собрания, на которых только и говорили о вредительстве. Ораторы из “народа” выходили на трибуну и по складам, спотыкаясь и заикаясь, читали подготовленные для них тексты выступлений, в которых они, с трудом выговаривая технические термины, осуждали инженеров в их “малограмотности” и уличали “во вредительстве”. Это позорное зрелище внушало ужас и страх. После “справедливой” критики “народа” следовал арест. Не осталось на заводе ни одного цеха или отдела, где бы ни были обнаружены “скрытые враги народа”. Было очевидно, что НКВД старательно выполняет “план” по уничтожению людей. Но понимая, что указания приходят “сверху”, охватывал животный страх – следующим “по плану” партии мог оказаться Ты.

Возвращаясь к рассказу о заводе, скажу, что после Воробьева директором завода стал Савостьянов, а перед самой войной директором стал Петр Никитич Иванчиков. Он был практиком, работал на Клинцовской ТЭЦ, образования высшего не имел, но как организатор производственного процесса был на своем месте.

 

<== Предыдущая страница        Оглавление        Клинцы        Следующая страница ==>

 

Hosted by uCoz